Вблизи отъ Нагары равнина широко
Вдоль речки Коханы идетъ…
Отъ вратъ Бенареса, левее востока
Дорога… По ней пешеходъ
Дней въ пять туда будетъ… Одета равнина
Ковромъ ароматнымъ весь годъ,
Надъ нею блестятъ, какъ венцы исполина,
Снега Гималайскихъ высотъ.
Деревья въ зеркальныя воды глядятся...
Небесъ ея нетъ голубей,
И духи, ея покровители, чтятся
Глубоко до нынешнихъ дней.
Сквозь частый кустарникъ, цветами увитый.
Лишь ветеръ проникнетъ съ трудомъ,
И плющъ, пробиваясь сквозь старыя плиты,
Надъ ними повиснулъ шатромъ.
С камедныхъ деревьевъ, иль съ кедра, порою,
Змея на плиту проползетъ
Шипя, извиваясь, блестя чешуею,
И въ трещине вдругъ пропадетъ.
По гладкому полу, где некогда властно
Ступали вельможи, цари,
Тамъ ящеркамъ бегать теперь безопасно,
А тамъ, где былъ тронъ, посмотри:
В обломкахъ его притаилась лисица…
И только лишь горы одне,
Живительный воздухъ, холмовъ вереница
И въ наши осталися дни,
А все остальное, что въ жизни мы ценимъ,
Исчезло, какъ облако утромъ весеннимъ.
Въ томъ месте стояла столица когда-то
Царя Суддходаны. И Будда - народъ
Училъ, озаренный сияньемъ заката
С холма, что такъ пышно цвететъ.
Разсказъ есть подробный въ священномъ писанье
О томъ, какъ встречаемъ Онъ былъ
В роскошныхъ чертогахъ, - какъ всемъ въ назиданье
Онъ чистую мудрость открылъ.
О томъ, какъ толпа Его слушала жадно
В саду, близъ дворцовыхъ палатъ,
Где били фонтаны, где розы нарядно
Блистали, струя ароматъ.
Тамъ было четыреста тысячъ народа,
Онъ вправо сиделъ отъ отца...
Вокругъ - все великие древностью рода,
Все - верные трону сердца:
Князья Дэвадатта, Ананда; а дале,
Одетые въ желтый хитонъ,
Сарипутра и Могаланъ* тамъ стояли,
Два нищихъ, внимавшихъ Законъ.
Рахула гляделъ, межъ коленъ Его стоя,
Съ улыбкой любуясь отцомъ;
У ногъ - Ясодхара, забывъ все земное,
Сидела съ смущеннымъ лицомъ:
В предведеньи высшей любви безконечной
И жизни, которой чужда
Безсильная старость, восторгъ скоротечный
И смерти холодной вражда.
Исчезли, какъ дымъ, ея скорби, печали…
Она ему руку дала,
И желтую ризу поверхъ своей шали
Покрыла и такъ замерла.
Речей Его дивныхъ и тысячной доли
Не въ силахъ я здесь передать.
Ихъ ветеръ свободный развеялъ на воле,
Ихъ время украло, какъ тать.
За Мудрость Его, за любовь Его къ людямъ
Учителя свято я чту,
Но мы по намекамъ теперь только судимъ
Премудрыхъ речей красоту.
Я знаю ничтожную часть по писанью,
Я знаю, что Будде внимать
Слетела съ небесъ и примкнула къ собранью
Безплотныхъ незримая рать.
Все души усопшихъ, все Дэвы собрались
Внимать благодатнымъ речамъ,
И адския пасти въ тотъ часъ разверзались,
И муки забылися тамъ.
Казалося, солнце уйти не желало
За грань оснеженныхъ вершинъ,
И медлила ночь распахнуть покрывало,
И дивнымъ речамъ, притаившись, внимала
Изъ безднъ пропастей и долинъ.
Межъ ночью и днемъ ( такъ гласитъ намъ писанье)
Пленительный вечеръ стояль,
Какъ юная дева въ пурпурномъ сиянье,
Всечтимому кротко внималъ.
Волнистыя тучки казались кудрями,
Луна - ея перлъ на челе,
Безценныя звезды сверкали камнями,
А тьма, точно ризы, плыла небесами
И стлалась по сонной земле.
Дыхание этой волшебницы дивной
Дарило земле ароматъ,
Въ то время, какъ музыке речи призывной
Внимало и небо и адъ.
Рабъ низкий, богачъ, неизвестный и знатный,
Арийский вельможа и млеччъ*,
Все слушали жадно, была всемъ понятной
Всечтимаго ясная речь.
Писанье гласитъ, что не только народы,
Но птица и зверь, и змея,
Постигли заветъ Милосердья, Свободы
И тягостный смыслъ бытия.
Все жизни въ телахъ обезьяны, шакала,
Оленя, медведя и льва,
Постигли, что время спасенья настало,
Что истина въ мире – жива.
Что души ихъ, съ мрачной людскою душою
Святой заключили союзъ,
Что пала со всехъ, порожденная тьмою,
Цепь тяжкихъ и гибельныхъ узъ.
Благой проповедовалъ: ,,Омъ Амитайя!*
Слова наши жалки, бедны!
Въ бездонное краткую мысль опуская,
Увы, не достать глубины!
Вопросъ и ответъ - все одни заблужденья.
Безмолвствуй! Глубокая тьма
Предшествуетъ жизни... О тайне рожденья
Одинъ только знаетъ Брама!
Не могутъ узреть Его смертнаго очи:
Онъ - тайна изъ тайнъ для ума.
Мы видимъ лишь тени безвыходной ночи...
Вся жизнь безпросветная тьма!
Напрасно покровъ поднимать за покровомъ.
Безмолвствуй, какъ въ небе - звезда!
Того, что таится во мраке суровомъ,
Тебе не познать никогда!
Довольно того, что и жизнь и кончина,
Волнение, радость, печаль,
Вещей неизменная связь и причина
И время, бегущее вдаль,
- Капризный потокъ бытия непрерывно
Стремящийся бурно впередъ,
Пока, изменяяся вечно и дивно,
Въ немой океанъ не впадетъ;
И этихъ бушующихъ волнъ испаренья
Сгустятся въ выси въ облака,
И падаютъ снова они чрезъ мгновенье,
И вновь ихъ приемлетъ река.
Вотъ все, что о призракахъ ведать намъ надо,
Весь миръ, что умомъ не обнять,
Одно колесо безконечнаго ада:
Его никому не сдержать.
Спугнуть вечный сумракъ молитва не можетъ,
Безмолвье вотще вопрошать.
Безуменъ, кто подвигом сердце тревожитъ!
Зачемъ свою скорбь удручать?!
Ахъ, братья и сестры! Все боги безсильны
Помочь вамъ въ житейской борьбе.
Хоть ваши дары велики и обильны,
Ищите спасенье въ себе!
Тюрьму человекъ себе самъ воздвигаетъ.
У всехъ одинакова власть.
И каждый делами себе созидаетъ
И радость, и горе, и страсть.
Все, что происходитъ, - влечетъ неизбежно
Добро, наслажденье, иль зло.
Но ангелы въ небе любуются нежно,
Что было святымъ и прошло,
А злобные демоны въ бездне считаютъ
Минувшаго злыя дела.
Не вечно ничто… Время все ослабляетъ
Величие блага и зла.
Чей путь былъ тернистъ, тотъ, быть можетъ, воспрянетъ
Царемъ... Нечестивый-же царь
Бродить по земле за дела свои станетъ,
Какъ нищий, иль жалкая тварь.
Вы можете жребий поднять свой превыше
Священнаго Индры, и вновь
Его уронить ниже червя и мыши,
Коль васъ не поддержитъ любовь.
Всему свой конецъ. Колесо все вертится
И отдыха нетъ ни на мигъ.
Одно умираетъ, другое родится,
Кружится, мелькаетъ за спицею спица
И плещетъ предвечный родникъ.
Когда-бъ съ колесомъ изменений, о, братья,
Васъ всехъ неразрывно сковать,
То сердце вселенной исторгло-бъ проклятье,
Душе-бы пришлося страдать.
Но вы… вы не скованы… Сердце живое
Спокойно, блаженна душа,
И воля сильнее страдания вдвое,
И жизнь можетъ быть хороша.
Теперь предаюсь я веселью невольно.
Обрелъ я свободу! Обрелъ!
О, знайте, страдаете вы добровольно,
Какъ въ клетке открытой – орелъ.
Никто не принудитъ васъ къ жизни и смерти.
Кружась въ темноте съ колесомъ,
О, братья страдальцы! вы сами-же, верьте,
Себя окружаете зломъ.
Откройте зенницы, и я вамъ въ награду
Премудрую истину дамъ…
Превыше небесъ, ниже самаго ада
И далее звездочекъ, тамъ,
Какъ миръ, какъ пространство само достоверно.
Безъ грани, начала конца,
Есть сила, влекущая прямо и верно
Ко благу и правде сердца.
Безсмертны и вечны ея лишь законы...
Съ премудрой заботой во всемъ
Она проявляетъ себя неуклонно:
Распустится розы цветкомъ,
Серебряный лотосъ таинственно сложитъ,
И въ недрахъ земной глубины
Незримыя силы сливаетъ и множитъ,
Рисуя одежду весны.
Она наполняетъ и землю и воздухъ
И небо: въ ней - ключъ бытия…
Жилище ея на мерцающихъ звездахъ,
Громъ, молния - слуги ея.
Изъ тьмы она сердце живое воззвала
Все старыя скорби и зло
Во благо рука ее все обращала,
Могущество к свету влекло.
Хранитъ она старыя яйца ангины
И съ медомъ ячейку пчелы,
Ей равно покоренъ и родъ муравьиный
И гордые силой орлы;
Она ни минуты покоя не знаетъ,
Не знаетъ суровыхъ преградъ,
Съ улыбкой въ грудь матери соки вливаетъ,
А въ зубы змеиные – ядъ.
Она въ безграничной выси управляетъ
Движениемъ стройныхъ светилъ
И въ недрахъ земли глубоко укрываетъ
Каменья и золото жилъ.
Что скрыто, на светъ выводя неустанно,
Она средь лесистыхъ просекъ
Лелеетъ и кедра главу великана
И травки чуть видный побегъ.
Здесь губитъ, а тамъ ужъ творитъ она снова
Однимъ мановеньемъ руки.
Ей жизнь и любовь - вековая основа,
Страданья и смерть - челноки.
Она созидаетъ и рушитъ мгновенно,
И съ каждымъ ударомъ резца
Все лучше свой планъ выполняетъ въ вселенной
И ищетъ творений венца.
Миръ видимый - часть ея дивныхъ созданий, -
Невидимый - больше сто кратъ,
Сердца все и мысли и грезы желаний -
Все ей покоряться спешатъ.
Всемъ помощь незримо она предлагаетъ,
Сильнее громовъ говоритъ,
Хоть мы и не слышимъ того, что желаетъ
Того, что она намъ велитъ.
Святые законы ея неподкупны,
Ея неустаннымъ трудомъ
Любовь, милосердье намъ стали доступны.
Мы къ благу и правде идемъ.
Никто отвергать ея въ мире не смеетъ.
Отвергъ – потерялъ, а призналъ -
Обрелъ, за добро она благъ не жалеетъ
За зло - отравлящихъ жалъ.
Ей все, все подвластно; она награждаетъ
Добро и любовь безъ препонъ,
И грозно дурное деянье караетъ,
Хотя совершивщий познать успеваетъ
Дхарму - справедливый законъ.
Ни мести не знаетъ она, ни прощенья!
Весы ея чутко-точны.
Ей время - ничто; ея приговоръ, мненья
Остаться безсменны должны,
Отрава злодея его-жъ убиваетъ,
Ложь губитъ сама-же себя.
Разбойникъ чужое опять возвращаетъ,
Себя-же разбоемъ губя.
Вотъ правды законъ и святой и понятный!
Законъ тотъ нельзя обойти.
Любовь - его сущность, цель - миръ благодатный,
А благо и милость – пути.
Ему повинуйтесь!
------------------------------ Писанье правдиво.
Жизнь каждаго - делъ его плодъ.
Всегда плодотворна житейская нива
И каждый что сеетъ, то жнетъ.
Взгляни на поля ты: кунжутъ сталъ кунжутомъ,
Хлебъ – хлебомъ… Безмолвье и прахъ
Все знаютъ… Такъ жизнь зарождается чудомъ,
Злой самъ себе - сумрачный врагъ.
Когда человекъ неустанно трудится
И плевелы сорные рветъ,
Пленительно поле его всколосится,
Онъ жатву обильно сберетъ.
Коль смертный постигнетъ источникъ страданья
И все терпеливо снесетъ,
Стараясь любовью и светомъ познанья
Разсеять надъ миромъ ихъ гнетъ,
Коль душу свою въ непрестанномъ бореньи
Очиститъ отъ скверны и зла,
Коль будетъ смиренно сносить оскорбленья
И делать благия дела,
Коль всю свою жизнь милосердымъ пребудетъ,
Правдивымъ, премудрымъ, святымъ,
Коль въ сердце суровою мыслью осудитъ
Порывы къ утехамъ земнымъ,
Коль съ корнемъ изъ сердца исторгнетъ желанья,
Чтобъ къ жизни любовь заглушить -
Тогда онъ умретъ въ благодатномъ сознаньи,
Что зло удалось погубить.
Что истинно-доброе семя въ награду
Въ окрепшей душе разцвететъ
И мудрому дастъ, какъ святую отраду,
Свой дивно-взлелеянный плодъ.
Къ чему тогда жизнь? То, что въ немъ проявилось,
Когда онъ явился на светъ, -
Окончилось. Светлая цель воплотилась
И въ немъ вожделения нетъ!
Житейская радость и скорби туманы
Покой не нарушатъ его,
Онъ весь погрузился въ блаженство Нирваны,
Жизнь съ смертью ничто для него.
Безъ жизни, онъ съ жизнью сливается тесно,
Сталъ чуждъ ему жизненный шумъ,
Росинка слилася съ лазурною бездной.
,,Омъ мани падме, падме хумъ!”
Внемлите ученью о Карме, о братья!
Лишь только въ насъ жизнь догоритъ, -
И въ сердце греха умолкаютъ проклятья, -
Такъ смерть насъ пугливо бежитъ.
Зачемъ говорить: ,,Есть я”, или „Я буду?..”
Какъ путникъ, который идетъ
Изъ дома - въ другой и обратно, покуда
По сердцу себе не найдетъ, -
Жизнь мира опять выделяетъ всецело
Былыхъ прозябаний итогъ,
Какъ червь паутину, премудро и смело
Она себе строитъ чертогъ.
Она воплощается в теле, какъ нужно.
Подобно змее - изъ яйца,
Какъ зернышко, ветромъ гонимое дружно,
Летитъ и летить безъ конца.
Когда, какъ изменница, смерть поражаетъ
Злодея, - останки его
Блуждаютъ въ пространстве, ихъ буря терзаетъ,
Сторонится ихъ божество.
Когда-же святой умираетъ, то веетъ,
Душистой весной ветерокъ:
Такъ бурный потокъ, очищаясь, светлеетъ,
Пройдя сквозь глубокий песокъ.
Законы любви неизменны и святы,
Но ихъ заслоняетъ оть глазъ
Губительный сумракъ завесы проклятой
И манитъ къ погибели насъ;
Питаетъ невежество, ложь, заблужденье,
За истину - тень выдаетъ,
И грудь зажигаетъ огнемъ вожделенья
И къ гибельной смерти ведетъ.
Кто среднимъ путемъ благодати, покоя
Желаетъ къ спасенью итти,
Темъ истины здесь я четыре открою –
Оне озаряютъ въ пути.
И первая истина вамъ - о страданьи.
О, знайте, что жизнь ваша – бредъ,
Агония сердца; все ваши желанья -
Болотнаго пламени светъ.
Одне только скорби ея неизменны,
А радости - бледные сны,
Оне точно искорки ночью - мгновенны,
Опасны, какъ ласки волны.
Скорбите о всемъ: о невольномъ рожденьи,
О детстве, о юныхъ годахъ,
О старости бледной, о смерти и тленьи…
Вся жизнь ваша - въ этихъ тискахъ.
Хоть сладко блаженство любви съ сладострастьемъ,
Прийдетъ роковая пора
И грудь, на которой горели мы счастьемъ,
Обуглится въ блеске костра.
Могущество храбрыхъ хотя достославно,
Но коршунъ клюетъ ихъ тела.
Прекрасна земля, но живущие явно
Другъ къ другу исполнены зла.
Сверкаетъ сапфиромъ лазурное небо,
Но пусть погибаетъ весь миръ,
Не броситъ на землю ни крошечки хлеба
Его безмятежный сапфиръ.
Вотъ старецъ бездомный, больной и несчастный.
Спросите: ,,Сладка жизнь, иль нетъ.”
- ,,Разуменъ малютка, - ответъ будетъ ясный, -
Что плачетъ, являясь на светъ.”
Внемлите теперь о явленьи страданья
Глубокую истину. Нетъ подъ луной
Печалей, помимо земного желанья...
Желанье, какъ искорка въ зной
Въ пожаръ переходитъ, въ пожаръ опьяненья,
И Тришна, стремление жить
И полною чашею пить наслажденье,
Васъ свяжетъ, какъ тонкая нить.
Обманчивый призракъ своихъ вожделений,
Свое мимолетное Я,
Вы ставите центромъ всехъ силъ и движений,
Великимъ венцомъ бытия.
Вы глухи къ призывамъ любви и свободы,
Къ дыханию Индры святой.
В борьбе междусобной мятутся народы
И кровь ихъ струится рекой.
И этой дорогой ужасной, кровавой
За годомъ проносится годъ, -
На ниве ростутъ ядовитыя травы
И гибнетъ спасительный плодъ.
Душа, напоенная ядомъ, всецело
Бросаетъ измученный прахъ,
И вновь возвращается въ дряблое тело,
И мучится въ острыхъ когтяхъ.
А истина третья о томъ, какъ страданья
Избегнуть… Для этого мы
Должны побороть в своемъ сердце - желанья
И вечную похоть Кармы.
Проникнуться къ истине вечной любовью,
Земную любовь погубя,
И славу победы, добытую кровью,
Исторгнуть победой себя.
Утехи земли заменить наслажденьемъ
Боговъ, и стремленье копить
Богатства, - любовью и чистымъ стремлениемъ
Къ сокровищамъ неба - сменить.
Сокровища неба нетленны и святы
И смерть ихъ отнять не вольна.
Исполни все это, и скорбь и утраты
Исчезнутъ, какъ призраки сна.
Какъ можетъ светиться безъ масла лампада?
Оконченъ минувшему счеть,
А новаго счета и нетъ не надо,
Не надо ни зла, ни заботь!
Четвертая истина, сестры и братья,
Гласитъ о пути: этотъ путь,
Всемъ равно доступенъ, открытъ безъ изьятья;
Онъ смертныхъ зоветъ отдохнуть.
Внемлите! Не мало тропинокъ тернистыхъ
Къ священнымъ воротамъ ведутъ,
Где вьется семья облаковъ золотистыхъ,
Где - счастья, покоя приютъ.
Но странникъ достигнетъ двояко вершиины:
Отважно идя крутизной,
Где бездны, и скалы стоятъ исполины,
Иль - верной, отлогой тропой.
Путь равно возможенъ для сильныхъ душою
И слабыхъ. И первый подъемъ –
Глубокая Вера. Спокойной стопою
Идете отважно по немъ.
Решимость – второй. Умертвите смелее
Корысть въ своемъ сердце и гневъ,
И жизнь ваша будетъ лазури светлее,
Спокойней, чемъ ветра напевъ.
А третий подъемъ - слово истины. Строго,
О, братья, храните уста
Какъ царскую дверь золотого чертога,
Где мудрость, покой, красота!
Четвертый - разумное дело... Доверьте
Сердца ваши Богу добра,
И пусть въ нихъ любовь ваша блещетъ до смерти
Какъ тонкая нить серебра -
Сквозь бусы стеклянныя...
------------------------------------ Дальше - четыре
Великихъ и славныхъ пути;
Кто счеты покончилъ съ соблазнами въ мире,
По нимъ можетъ смело идти.
То - честная жизнь, память Веры, старанье
Святое, и истинное созерцанье.
Вотще вамъ пытаться попасть
Въ тотъ миръ, где рождается солнца сиянье,
Куда не доносится страсть.
Души вашей будутъ напрасны усилья:
Возносятъ туда только мощныя крылья.
Я знаю: отрадна любовь къ своимъ детямъ,
Къ жене, къ благороднымъ друзьямъ;
И если хотите вы такъ жить, - живите,
И слабость, присущую всемъ,
Въ златые ступени себе обратите,
А сами стремитесь межъ темъ
Къ свободе и истине. Эта дорога
Доступна, легка и светла.
Кто такъ начинаетъ, проходитъ немного,
Но душу очиститъ отъ зла.
Онъ знаетъ все истины, поздно, иль рано,
Идя благодатной тропой,
Прийдетъ онъ къ тому, что зовется Нирвана,
Найдетъ вековечный покой,
Но тотъ, кто второй достигаетъ ступени,
Тотъ чистъ и свободенъ отъ всехъ
Тревогь, обольщений, борьбы и сомнений,
Его не касается грехъ;
Ни книга, ни жрецъ ужъ его не обманетъ,
Онъ только еще разъ для жизни предстанетъ.
А далее - третья ступень. Кто восходитъ
По ней, - тотъ святъ и блаженъ,
Онъ светъ и свободу по смерти находитъ,
Какъ только окончится пленъ.
Но есть существа, что четвертой ступени
При жизни достигнуть могли:
То Будды, доступны имъ райския сени,
Когда они дети земли.
Подобно врагамъ, пораженнымъ въ сраженье,
Падутъ все пороки тогда.
Внизу - себялюбье, обманъ и сомненье,
Повыше ихъ похоть, вражда.
Прошелъ победитель три важныхъ ступени,
Одна остается ему.
Но вотъ победилъ онъ самовосхваленье,
Къ высокому небу и къ жизни стремленье,
И вышелъ на светъ черезъ тьму.
Какъ путникъ, вершины достигнувший снежной,
Лишь видитъ вдали надъ собой
Прозрачный и девственно-чистый и нежный
Небесный шатеръ голубой:
Такъ всякий, убивший пороки, обманы
Душой достигаетъ блаженной Нирваны.
Тому тогда сами завидуютъ боги.
Онъ выше ихъ; гибель мировъ
Въ спокойной душе не рождаетъ тревоги;
Онъ выше посмертныхъ костровъ.
Карма не стремится впередъ къ воплощенью
Таинственныхъ формъ бытия;
Онъ все приобрелъ, не ища, безъ боренья,
Исчезло совсемъ его Я,
И миръ весь сталъ Я. Братья, бойтесь обмана,
Не верьте, когда говорять, что Нирвана -
Есть уничтоженье… О, нетъ!
Она и не жизнь. Она лучъ средь тумана,
Она - безъ светильника светъ.
Блаженство - вне жизни и времени… Братья!
Вступайте на благостный путь.
Нетъ скорби страшней, чемъ вражда и проклятье,
И чувства, гнетущия грудь.
Вступайте на путь! Тотъ свершилъ уже много,
Въ чьемъ сердце разрушена въ прахъ
Хотя-бы одна роковая тревога…
Онъ сделалъ спасительный шагъ.
Вступайте на путь! Тамъ потокъ благодатный
Вамъ жажду души утолитъ,
Тамъ вечно коверъ изъ цветовъ ароматный,
Тамъ миръ и покой, и восторгъ необъятный
Какъ воздухъ целебный разлитъ.
Богатства закона алмазовъ безценней,
А сладость - приятней, чемъ медъ;
Его наслажденье стократно блаженней,
Чемъ те, что земля вамъ даетъ.
Чтобъ жить по закону пять правилъ заметьте:
Одно: Не убий. Сострадание намъ
Велитъ даже тварей ничтожнейшихъ въ свете –
Щадить по священнымъ стезямъ.
Свободно давай и бери, но не надо
Насильемъ и зломъ вымогать.
Не лги, не потворствуй служителямъ ада,
На ближнихъ страшись клеветать.
Да будутъ слова твои твердымъ алмазомъ.
Отъ пищи беги и питья,
Отравой своей затемняюнихъ разумъ.
В нихъ часто - погибель твоя.
Беги отъ манящаго яда разврата, -
Отъ низкихь, противныхъ страстей,
Жены твоего ослепленнаго брата
Съ желаньемъ коснуться не смей.”
Такъ Онъ говорилъ свое мудрое слово
Для всехъ: для детей и отцовъ…
Кто чувственной жизни для блага иного
Разрушить не въ силахъ оковъ,
Кто слабъ, чтобъ пуститься дорогою горной,
Но все-жъ съ милосердьемъ въ груди
Идетъ терпеливо съ надеждой упорной,
Провидя стезю впереди,
Кто понялъ, что злое, - минувшее время
Въ наследство отъ зла намъ даетъ,
Что доброе - вызвало доброе семя
И добрый намъ дастъ оно плодъ,
Кто понялъ, что чемъ надъ собою смелее
Победа, чемъ шире помочь
Пришлося всемъ людямъ, темъ мудрый скорее
Разсеетъ угрюмую ночь.”
Такъ Будда не разъ проповедалъ ученье
Задолго предъ темъ, близъ воротъ…
Въ бамбуковой роще, въ глубокомъ смиренье
Онъ также училъ весь народъ.
Тамъ встретилъ Благой земледельца Сингалу.
Трудъ вызвалъ съ зарей бедняка;
Свершивъ омовенье, онъ снялъ покрывало,
И горсточки риса на ветеръ бросала
Съ горячей молитвой рука.
Зачемъ ты такъ молишься, брат? - Вечночтимый
Сннгалу спросилъ… Тотъ въ ответъ:
,,Таковъ ужъ обычай, веками хранимый;
Его завещалъ мне мой дедъ.
Мы молимся все предъ началомъ посева,
Чтобъ намъ помешать не могли
Ни ветеръ, ни вспышки небеснаго гнева,
Ни зло, ни безплодье земли.”
Тогда возразилъ ему Будда: ,,Напрасно
Ты мнишь такъ укрыться отъ зла.
Ты въ жертву отдай лучше свято и ясно
Любви незакатной дела.
Роднымъ - какъ востоку: - училъ его Будда,
Откуда и светъ и тепло;
Наставникамъ мудрымъ, - какъ югу, откуда
Издавна богатство текло.
Супруге и детямь своимъ, - какъ закату
Что тонетъ въ пурпуровой мгле;
Какъ дальнему северу, - другу и брату,
А всемъ существамъ, - какъ земле,
Какъ небу, которое робко ты славилъ,
Всемъ ангеламъ, душамъ святымъ:
И такъ соблюдешь ты пять истинныхъ правилъ
И зло разлетится, какъ дымъ.”
Такъ всемъ говорилъ святочтимый учитель.
Но, кто пробужденнымъ орламъ
Подобный, стремится въ иную обитель
Отъ жизни, покорной грехамь,
Далъ десять особенныхъ правилъ Спаситель,
Училъ, какъ постигнуть имъ смыслъ
Трехъ вратъ, шесть души состояний, пять числъ
И мысли святой триединой значенье,
И пять размышлений, что слаще Амри -
Душистаго меда, и главныя три
Убежища. Онъ имъ давалъ наставленье,
Что в мире должны они праведно жить,
Какъ сети любви и богатствъ искушенье
Порвать, какъ подгнившую нить;
Какую должны потреблять они пищу,
Какую одежду носить…
Училъ Онъ, что каждый обязанъ, какъ нищий,
Съ протянутой чашей ходить.
Такъ обществу желтой одежды - Владыка
Начало свое положилъ,
Могущество Будды доселе велико,
Весь мир Его благословилъ.
Учитель всю ночь говорилъ, не смолкая,
Рисуя земной идеалъ.
Всю ночь весь народъ, своихъ глазъ не смыкая,
Учителю жадно внималъ.
Когда-же Учитель умолкъ вдохновенный,
Покинувъ свой пышный престолъ,
Къ премудрому сыну босой и смиренный,
Растроганный царь подошелъ,
И молвилъ: ,,Я твой ученикъ недостойный.”
Царевна, какъ небо ясна,
Сияла красою какъ месяцъ спокойной
И кротко сказала она:
,,Оставь, о учитель, въ наследство Рахуле
Сокровища истинъ благихъ.”
И ночь удалилась, и с неба блеснули
Потоки лучей золотыхъ.
Я кончилъ писанье. Глубоко и страстно
Я Господа чту, но увы,
Я знаю такъ мало о немъ и неясно,
Слова же бедны и мертвы.
Полвека еще поучалъ Онъ повсюду
На разныхъ языкахъ народъ,
И въ Азии любятъ спасителя Будду,
Какъ яснаго солнца восходъ.
Подробно записано въ книгахъ священныхъ
Какие цари и когда
Пленялись словами речей вдохновенныхъ,
И гасла межъ ними вражда.
Поныне хранятъ еще скалы, пещеры
И камни - святыя слова
Единой нетленной и истинной веры,
И память о Будде — жива.
Когда-же настало блаженное время,
Скончался Спаситель нашъ, тоть,
Кто сеялъ всю жизнь благодатное семя,
Кто взялъ на себя необъятное бремя,
Кто въ вечной Нирване живетъ!
Учитель мой, мудрый и любвеобильный!
Мой трудъ недостойный прости.
Прости, что дерзнулъ я, ничтожный, безсильный
Твои проповедать пути!
О, братъ мой! Наставникъ! Светильникъ Закона
Молю я тебя: просвети
Мне душу и умъ! Я къ тебе прибегаю,
Къ благому закону, который я знаю
И къ общине братской - ее прославляю
Спаси меня и защити!
„Омъ!” Сердце мое все тебя ожидаетъ.
О, солнце! Взойди-же скорей,
Росинку, что въ лотосе слезкой сверкаетъ,
Съ волнами безбрежности слей!
И солнце восходитъ, и съ моремъ лазурнымъ
Росинку сливаетъ въ хаосе пурпурномъ…
„Омъ мани падме хумъ!”* …
